– Мы сражаемся за свободу. Свободу без постоянного контроля. Мы боремся за справедливость. Благословенные дали нам обещание сделать страну Хоуп страной надежды, в которой каждый будет счастлив. Но мы несчастны, – сообщал монотонный голос. – Мы боремся за равенство. Разделение людей на классы недопустимо.

– Бессмысленный разговор. – Тиберий выключил видео, но Рейна все еще смотрела на экран. Ее мать снова была мятежницей, но она никогда бы не одобрила такой взрыв. Никогда. Наверняка ее принудили участвовать в съемках видео.

– Мне жаль, что тебе пришлось это увидеть, – начал Тиберий. – Я знаю, это сложно тебе дается.

– Это не Шторми. С ней что-то не так, – возразила Рейна. – Она бы никогда не сделала такого добровольно.

– Она теперь одна из главных лиц повстанцев, Райана. Возможно, ты раньше не знала об этой ее стороне.

Рейна не хотела и не могла в это верить.

Нет, Шторми не стала бы с ними связываться.

– Подумай об этом, дочка. Женщина могла воспитывать тебя как мать, но она больше не на твоей стороне. Она встала на сторону террора, – он положил руку Рейне на плечо. – Я знаю, что не могу почувствовать даже сотой доли того, что ты сейчас чувствуешь. Но она несет ответственность за этот террористический акт. Взрыв, в котором я чуть не потерял тебя, свою дочь.

А потом, к удивлению Рейны, он ненадолго притянул ее к себе. Он не обнимал ее, но на секунду прижал свои пальцы к ее сердцу и замер на мгновение.

– Я рад, что с тобой ничего не случилось.

– Да, Тиберий, – она высвободилась из его полуобъятия.

Его забота о ней могла быть настоящей, но во все остальное она поверит только тогда, когда сможет поговорить со Шторми, и ни секундой раньше.

– Я знаю, что ты очень преданный человек. Это та черта, которую я ценю в тебе, но Шторми не заслужила твоей лояльности.

Рейна послушно кивала, обхватывая пальцами дождевой камень на браслете.

Шторм приближается.

А что, если Шторми все знала о взрыве? Что, если она просто позаботилась о том, чтобы Рейна отошла к фонтану на некоторое время, чтобы не пострадать во время террористического акта?

– Ты моя дочь, Райана, и я всегда буду рядом с тобой. – Тиберий выглядел искренне взволнованным, но Рейна не верила ему.

– Спасибо, Тиберий, – она еще раз кивнула.

Отец был доволен ее реакцией. Он радостно улыбнулся и встал на ноги, чтобы принести ей стакан воды.

– Ты не замечала чего-нибудь странного во время праздника?

– Я не знаю.

– Подумай, дочка. Подумай об Андромеде и всех остальных жертвах.

Рейна едва сдерживала слезы.

– Что со служанкой? Почему она там была?

Ее глаза округлились, когда она поняла: дрон-камера записал на видео ее и Эм. Конечно, Тиберию об этом уже доложили.

– Граф Эвстахий считает, что она может быть террористкой.

– Нет, она была так же потрясена происходящим, как и я. – Рейна рассказала о том, что знала.

– Хорошо, тогда мы должны дать им понять, что моя дочь не пыталась спасти преступницу. – Он указал на ее одежду и, судя по всему, хотел выругаться на этот счет, но передумал. Вместо этого он прикусил губу. – Подумай еще, Райана. Может, ты еще что-то заметила?

– Там был еще мужчина, который странно на меня смотрел, но, возможно, это было из-за наряда. Многие смотрели на меня с удивлением, но он был самым странным.

– Опишешь его Найфу, чтобы мы попробовали его найти.

Рейна кивнула.

– Я пойду обратно на место происшествия. Я нужен людям. Если ты к этому готова, можешь пойти со мной.

– Я готова.

– Отлично. – Тиберий позвал Дафну, которая, хромая, вошла в комнату. – Сообщи стилистам, что мы с дочерью пойдем туда вместе. Мы скажем нашим гражданам, что не дадим повстанцам уничтожить наш мир.

– Я все подготовлю, господин, – поторопилась сказать Дафна.

Она выглядела раздраженной, но ее гордость требовала от нее полной отдачи, поэтому она должна была собраться с силами. Что она и сделала. Сжав зубы, она снова захромала из комнаты, чтобы позаботиться о выполнении распоряжений Тиберия.

После того как Рейна описала Найфу мужчину, ее отправили к стилистам, чтобы те подготовили ее к выступлению.

Ее волосы волнами ложились на плечи и были посыпаны серебряной пылью. В пряди волос были вплетены битые осколки стекла. Чтобы скрыть травмы, на ней были перчатки и кофта с высоким воротником. Раны на лице были скрыты макияжем, чтобы никто не сомневался в неуязвимости Благословенных.

Для записи видео их вернули на место происшествия, чтобы граждане страны Хоуп видели, что натворили мятежники.

Небо над площадью было черным. Рейна сначала подумала, что это был дым от взрыва, но потом, присмотревшись, поняла, что это были дроны. Тысячи дронов.

– Хоуп! – начал ее отец, разводя руками.

Это был его звездный час.

– Этим актом насилия повстанцы объявили нам войну, но мы готовы к ней. Черный Панцирь готов найти нарушителей и привести в исполнение справедливое наказание. Мы накажем каждого, кто хоть как-то причастен к этому взрыву. Народ страны Хоуп, мы должны сплотиться в это тяжелое время. Если у вас есть какие-то подозрения или догадки относительно тех, кто может быть связан с этим ужасным террористическим актом, обратитесь к часовым. Всякое содействие будет вознаграждено. Если же вы будете защищать террористов, это будет означать, что вы их поддерживаете. Мы объявляем о начале войны.

Когда Ларк проснулся, он чувствовал только боль. Его глаза болели так, будто кто-то пытался вытащить их из его черепа и обжигал их огнем. Он не мог дышать, поэтому воздух в его легкие поступал из специального устройства. С каждым вдохом огонь в его легких обжигал все сильнее. Ларк стонал и пытался открыть глаза, но они были склеены.

– Тихо, тихо, – успокаивал его незнакомый голос.

Где он был? Что произошло?

Он хотел сделать глубокий вдох, устройство не позволяло. Ларк начал волноваться, но кто-то прижал его к кровати. Что-то твердое, вероятно игла, воткнулось в его вену. Боль исчезла, как и страх. У него появилось чувство, что его тело расслабляется.

Его кости, мышцы… Он оставил все позади и плыл в пространстве, будто облако.

Он не знал, сколько времени пробыл в состоянии транса. Фазы пробуждения были полны боли, и он не мог дождаться получения дозы медикаментов, которые вернут его обратно в искупительную тьму.

Фазы бодрствования становились все длиннее, и он снова мог нормально дышать. Его глаза все еще оставались закрытыми, и он пытался нащупать повязку.

Он ослеп? Потерял зрение?